Учредитель о конкурсе литературной премии О.Генри

Вадим Ярмолинец: «Любовь — лучшее средство для преодоления временных трудностей»

______Сегодня в гостях у нашего портала русско-американский писатель и журналист, учредитель литературной премии имени О.Генри «Дары волхвов» Вадим Ярмолинец.

______— Вадим Александрович, пожалуйста, расскажите о конкурсе «Дары волхвов». Как родилась его идея?
_____— Конкурс и премия обязаны своим появлением на свет Роману Сенчину и его «Елтышевым». То есть, у премии есть все основания носить его имя, а не О.Генри. Роман этот — замечательный, запоминающийся, из тех, которые остаются с тобой надолго, но, прочитав его, я подумал: всё, традиция в которой он написан, достигла пика, лучше, в смысле беспросветней, не будет, и в целях сохранения многообразия литературы, имеет смысл начать поощрять другую традицию — веры в то, что жить, всё же, можно и даже получать от этой жизни какое-то удовольствие. Может быть, находясь последние 26 лет в Америке, я что-то просмотрел, но ощущение такое, что русская литература перестала улыбаться, тем более — смеяться. Мне показалось, что хорошо было бы попытаться это исправить. И в основу этого оптимистического предприятия было решено положить рассказ «Дары волхвов».
_____— Какое место О.Генри занимает в вашем личном литературном пантеоне?
_____— Парадоксально — почти никакого. У него есть прекрасные сюжеты, персонажи, диалоги, но его стремление из каждой или из каждой второй фразы соорудить шутку, меня как читателя утомляет. Но «Дары волхвов» рассказ уникальный, в его сюжете есть все те качества, которые так выделяют в Ветхом Завете Книгу пророка Ионы: идеальная сюжетная формула с неожиданной развязкой, проповедь бескорыстной, жертвенной любви и назидательность, смягчённая долей иронии. Неспроста «Дары волхвов» давно вышли за рамки американской литературы и стали частью мирового литературного сознания. Скажите, кто из наших современников не знает этого сюжета, хотя рассказ был написан более века назад?! Целью конкурса и премии было продолжение именно этой традиции — веры в то, что любовь — лучшее средство для преодоления временных трудностей.
_____— У истоков конкурса были нью-йоркская газета «Новое русское слово» и «Новый журнал». Какова была их роль?
_____— Их роль была огромной. «Новое русское слово» было информационным спонсором и основной трибуной. Редакция «Нового журнала» стала тем краеугольным камнем, на котором была создана судейская коллегия. В первом отборе текстов участвовала литсотрудник журнала Наталья Гастева, главный редактор — Марина Адамович вошла в основное жюри. Всем им — огромное спасибо.
_____— Трудно ли далась организация?
_____— У этого конкурса относительно лёгкая судьба. С финансовой стороны его сила в том, что премия относительно невелика — последние годы — одна тысяча долларов, которые собираются небольшой группой друзей куратора и русской литературы. Что до административных расходов, то их просто нет. Второй организационный вопрос — создание авторитетного жюри. Мне повезло с тем, что многие авторы, которых я люблю и за чьим творчеством постоянно слежу — мои друзья. И благодаря этому в жюри имена Олега Ермакова, Александра Иличевского, Дмитрия Данилова, других. А когда их пятилетний срок судейской службы истекает, они передают эстафету своим друзьям и коллегам. Для меня стало настоящим событием то, что в этом году в жюри вошёл Роман Сенчин — тот самый!
_____— Много ли авторов откликнулось в первом сезоне? Насколько он оправдал ваши ожидания?
_____— Конкурсный портфель пополняется из двух источников. Первый — толстые журналы и литературные страницы текущей прессы. Второй — самотёк. В первом сезоне лауреатами стали профессионалы — живущий в Германии Александр Хургин и россиянин Александр Карасёв. Первый текст был опубликован в «Частном корреспонденте», второй — в «Неве». Самотёк в первом сезоне принёс порядка 800 текстов. Сейчас он стабильно приносит 500-600, в финал выходит семь-восемь. Но именно самотёк принёс нам лауреата Второго сезона — Николая Фоменко из Донецка. В этом прелесть конкурса, он — открыт для всех, и он обещает открытия.
_____— Помогает ли конкурс начинающим писателям, даёт ли путёвку в большую литературу?
_____— 1000 долларов за рассказ, объём которого не должен превышать 2000 слов, на мой взгляд, может вдохновить на литературные подвиги и любителя и видавшего виды профессионала. И — да, конкурс открыл нескольким начинающим авторам двери редакций толстых журналов, в том числе и упоминавшемуся Николаю Фоменко.
_____— Много ли сейчас активно пишущих авторов, которые могли бы рассчитывать на премию О.Генри?
_____— Наверное, не очень много. Семь лет существования премии вряд ли сказались на состоянии того жанра, который интересует её основателей. И даже появление хорошего текста в числе финалистов, не обещает, что его автор создаст нечто аналогичное. Так один из наших лауреатов Дмитрий Карапузов заявил о себе прекрасным рассказом «Моя дорогая Клаудиа Шлиффер» ещё в 2012 году, но с тех пор молчит. Очень надеюсь, что это молчание связано с усиленной работой, и мы ещё о нём услышим. Есть интересные активно работающие авторы, которых мы открыли для себя совсем недавно, и от которых ждём новых и интересных текстов: Андрей Краснящих, Валентина Ханзина, Евгений Мамонтов.
_____— В этом году при премии возник сетевой журнал. Как это произошло?
_____— На соискание премии приходили отличные рассказы, которые, однако, не соответствовали условиям конкурса. И мы решили не дать им пропасть. Так что те, кто пишет не по теме, могут сразу же адресовать свои тексты в «Журнал О.Генри».
_____— Кого из современных российских авторов вы цените?
_____— Я говорил, что мне повезло с пишущими друзьями и я всегда с удовольствием читаю их новые тексты. Но в списке названных имён не прозвучало несколько, особенно дорогих для меня, поскольку моя жизнь и занятия литературой начались и связаны с Одессой. В массовом сознании одесская литература это Бабель, Олеша, Ильф и Петров, в наши дни — Жванецкий. Мало кто знает о, наверное, самом значительном поэте Одессы нашего времени — Юрии Михайлике. Его переезд в Австралию, кажется, ещё больше отдалил его от российского читателя. Ещё меньше знают о живущем сегодня в Одессе блестящем прозаике, авторе трёх романов, — Сергее Шикере. Все три публикованы в журнале «Волга». Первый роман — «Стень», на мой взгляд, одно из наиболее значительных произведений русской литературы 90-х. Последний роман — об Одессе наших дней. Эти три романа — история приспособления человека к меняющейся у него на глазах стране. И это — первоклассная русская литература, где Одесса лишь неброский фон, а поднятые проблемы носят глобальный характер. Судьбы этих двух авторов — судьбы литераторов, живущих в провинции у моря и не претендующих на Нобелевскую премию.
_____— Считаете ли вы свой переезд в Нью-Йорк тоже перемещением на периферию литературного процесса?
_____— Однозначно «да». Та литература, которая меня привлекает, не существует вне национального сознания, а оно угасает на чужой почве. Связывающей с родиной инерции надолго не хватает, и тогда актуальную литературу сменяют либо воспоминания, к которым мы можем отнести, скажем, лучшую прозу Бунина, либо описания некой буферной зоны между прошлым и настоящим, среди которых тоже попадаются прекрасные тексты, например, Гайто Газданова. Но сетовать на то, что ты оказался в каком-то неправильном месте — нет резона. Писатель всегда в своём месте со всеми вытекающими последствиями.
_____— Вы относите себя к «серьёзным прозаикам» или «пишущим для души»?
_____— Я совершенно серьёзно могу утверждать, что пишу исключительно для души. Гонорар, который я получил в своё время за первое издание «Свинцового дирижабля», вошедшего в шорт-лист «Большой книги», был равен моему двухдневному заработку на основной работе. При таких гонорарах мне бы не помогла даже производительность Чарльза Диккенса. Так что — только для души.
_____— А какая у вас основная работа? Как вы совмещаете её с литературной?
_____— Два десятка лет я работал в газете «Новое русское слово», сначала репортёром, потом редактором отдела городских новостей. После того, как газета, отметив столетие, закрылась, я работаю на русском радио Нью-Йорка, веду ежедневное двухчасовое утреннее шоу. Говорят, что это — идеальные условия, чтобы писать, но я, их не использую. Отношусь я к этому спокойно, мне кажется, что писатель не должен себя насиловать, каждый напишет ровно столько, сколько ему суждено написать.